Пионервожатая

В обойный магазин, где я работала, вошла пожилая, не по годам сгорбленная женщина, с грустным и мрачным лицом, явно чем-то угнетенная. Чувствовалось ее одиночество, незащищенность, брошенность и безысходность. Скромный платочек покрывал седые волосы. А я помнила их черными и пышными кудрями на голове молодой, стройной женщины с ярко накрашенными губами. Она была нашей пионервожатой.

Я училась тогда в 5-м классе 37-й средней школы г.Симферополя. В нашей школе детей верующих было мало - трое из субботников, да мы, вдвоем из одной девочкой из нашего класса. Помню, как среди уроков к нам заходили и показывали на нас: ты, ты и ты - выйти. Третью девочку вызывали для маскировки. Обычно ей говорили: иди, погуляй! А нас - на ковер к завучу. Прорабатывала нас пионервожатая. Она утверждала, что Бога нет, чтобы мы не ходили в церковь, ведь у нас вся жизнь впереди, а мы строим коммунизм, и надо быть пионером, потом комсомольцем и т. д. Выходило у нее, что верующие - люди все темные, и с ними никуда не придешь. Как могла я, 12-летняя девочка, противостоять им, двум взрослым педагогам? Что я могла сказать им, кроме того, что Бог есть, Он меня любит, и я в это верю? Я родилась в верующей семье, с детства ходила в церковь, знала истину. Мама меня учила: если веруешь и любишь, то предавать нельзя, надо идти до конца, несмотря на уговоры и угрозы.

Так прорабатывали нас не раз и не два. Но от Бога я не отказывалась.
Потом начался прием в пионеры. Сначала всех записывали добровольно, но мы с подружкой отказались. Через время с них стали требовать 100%-го приема, а они начали давить на нас. Я схитрила: сказала, что мама не дает денег на галстук (стоил он по тем временам дорого - около трех рублей). Тогда они нашли мне галстук, правда, не новый, но алый и шелковый. Я не устояла, и позволила повязать его мне на шею. Но носила его только в школе, а идя домой - снимала, чтобы мама не видела. Однажды мне предоставили особую честь - выйти под знаменем пионерской дружины. Впереди шел знаменосец, а следом две девочки шагали с пионерским салютом. Одной из них была я. Остановились мы на самом почетном месте. И вот стою я, верующая, в алом галстуке, под красным флагом, перед всей школой. Многие хотели бы быть на моем месте. Чувство гордости переполняло меня, но где-то глубоко в душе меня осуждала совесть: что-то я делаю не так. Вдруг я увидела стоящих напротив завуча и пионервожатую. Они смотрели на меня, о чем-то говорили и довольно улыбались. Их улыбки кольнули мне ножом в сердце: ага, думаю, сломали меня и радуются! Мои сомнения рассеялись.

Дождавшись конца линейка и выноса знамени (казалось, эта линейка будет длиться целую вечность), я сорвала с себя галстук и больше никогда его не надевала. А когда меня спрашивали, почему не ношу, отвечала без всяческих объяснений: не буду, и все!

Баптисткой и богомолкой в классе меня обзывали, только когда возникали конфликты. И хотя это происходило не часто (я с детства была очень общительной и дружелюбной) было очень больно. Мне было обидно, но мама говорила: если страдаем за имя Иисуса, то Он нас любит, и за это будет награда, пусть это меня не смущает. Я чувствовала, что отличаюсь от всех, я особенная. Я Божья дочка, и всегда чувствовала заботу своего небесного Отца. Земного отца я не знала, мама воспитывала меня одна.

Школьные воспоминания пролетали в моей голове, когда я шла к ней. Сначала я спросила, что ее интересует из обоев, но потом не сдержалась, и поинтересовалась:
- Вы случайно не работали в 37-й школе?
- Работала, - ответила она.
- Извините, я не помню, как вас зовут, но вы у нас работали пионервожатой.
- Да, работала, - ответила она, - а вас как звать?
- Та вы одна, а нас много было, всех не упомните.
- Может и вспомню, скажи.
- Света, Жвакина.

Я хотела было уточнить, что я была из верующей семьи, но она, не дождавшись моего уточнения, начала меня обнимать, целовать, было видно, что она искренне рада нашей встрече. Ее руки судорожно сжимали мое тело. Мне было немного неловко от такой теплой встречи. Она была очень удивлена, что я ее узнала, и сказала, что ее уже никто не узнает, так она сильно изменилась. По ней было видно, что она чувствует себя виноватой, и все время отводила глаза в сторону.
- Мне тебя так жалко было, - сказала она.
- Почему? - поинтересовалась я.
- Да ладно, это было так давно...
- Нет, тем более скажите! Что я в церковь ходила?
- Понимаешь, это моя работа была, что вызывала на уроках и переменах, что отбивала веру в Бога.

Она рассказала мне грустную историю своей жизни. Ее бросил муж, и живет она с дочерью-инвалидом. Бывшие родственники реально могут отсудить у нее квартиру. Обратиться ей не к кому, пожаловаться тоже, судиться не за что. Вот так и бедствует. Я утешила ее, как могла, и сказала, что Бог ее любит, посоветовала молиться, чтобы Бог помог решить ее нужды. Рассказала я и о своей жизни, о трех замечательных детях и трех прекрасных внучатах, и что я снова с Богом, и жалею об утраченных годах моей жизни (это другая история, которую я тоже надеюсь рассказать, может, мой печальный опыт кому-то поможет).

Она еще раз приходила ко мне в магазин, но не за покупками, а просто пообщаться, услышать теплое слово и получить надежду. Потом наш магазин закрыли, и наша связь оборвалась. Я молюсь о том, чтобы Бог простил ее за то, что она шла против Него, и чтобы привел ее с дочерью к покаянию.

Судьба завуча сложилась не менее драматично. У нее умер муж, а через полгода от лейкемии сгорел сын. Она осталась одна. Сейчас ходит в православный храм и несет там какое-то служение.

Вот как Бог меняет атеистов.

© BV >>>
2 октября 2008 г