18 лет назад на 4-м энергоблоке ЧАЭС произошла самая крупная в мире ядерная авария. А через 14 с половиной месяцев состоялся суд над её виновниками. В "независимых" СМИ Украины юридическая сторона этих событий практически не освещалась. И это, в частности, породило множество спекуляций, в том числе и политических. Данная статья призвана бросить свет на эту "затемнённую" проблему.

Чернобыльский суд

Его процесс проводился в Доме культуры г. Чернобыля с 7 по 29 июля 1987 г., когда на самых безопасных его улицах уровень радиации достигал 1 миллирентген в час. Суд формально был открытым, но проводился в закрытой зоне. Многие авторы отметили эту странность. Но, скорее всего, это была "маленькая хитрость" перед Западом, с которым уже тогда верхи начали заигрывать. Цель - отбить охоту туда ехать у многих журналистов. Суд проводила Судебная коллегия по уголовным делам верховного суда СССР. Перед судом предстали шесть сотрудников ЧАЭС - директор, главный инженер, заместитель главного инженера по эксплуатации 2-й очереди, начальник реакторного цеха, начальник аварийной смены станции и государственный инспектор Госатомэнергонадзора СССР. Зал был полон слушателей. Их доминирующую часть составляли сотрудники ЧАЭС.

Суд рассмотрел "дело" и вынес такой приговор: директору - 10 лет, главному инженеру - 10 лет, зам главного инженера - 10 лет, начальнику смены станции - 5 лет, начальнику РЦ - 3 года и инспектору Госатомэнергонадзора - 2 года лишения свободы.

За что наказали директора?

Директор АЭС - это очень ответственная должность. Ибо в условиях строгого единоначалия, осуществляемого на всех АЭС, директор отвечает за всё! В том числе и за глупые или преступные действия своих подчинённых. И чтобы их не допустить, у него есть много разных рычагов, официальных и неофициальных, одним из которых является кадровая политика. Таковы общие служебные требования к его работе. Как говорит народная мудрость, "кому много дано, с того много и спрашивается".

Но неправильно думать, что директора наказали непосредственно за взрыв реактора. Его наказали за то, что он "не обеспечил надёжной и безопасной эксплуатации АЭС, способствовал созданию для эксплуатационного персонала вседозволенности, благодушия и беспечности. Всё это привело к развитию аварийной ситуации. Не ввёл в действие план защиты персонала и населения от ионизирующих излучений, умышленно занизил уровни радиации, что помешало своевременному выводу людей из опасной зоны". Другими словами, не выполнил в аварийных условиях свои прямые служебные обязанности директора АЭС. Обратим внимание на последнюю фразу обвинения. Ибо именно эти действия, а вернее бездействие директора, имело для персонала очень серьёзные последствия. Известно, что Клиническая больница № 6 в Москве, где лечились облучённые атомщики со всего Союза, в апреле-мае 1986 г. приняла 299 работников ЧАЭС. У 145 человек была признана острая лучевая болезнь различной степени тяжести. Из них 13-ти особо тяжёлым больным, но сохранявшим какие-то надежды на выздоровление, была проведена пересадка костного мозга. 28 безнадёжно поражённых вскоре умерло. Но такого количества пострадавших и жертв могло просто не быть. Ибо из этих 299 человек непосредственно от взрыва реактора погибло 2 человека. Один сразу, прямо в рабочем помещении, от которого ничего не осталось, а второй, тяжело травмированный, несколько позже скончался в больнице. Остальные погибли или сильно пострадали от сильного переоблучения и радиационных ожогов, так как бросились на 4-й блок помогать справиться с аварией, не зная реальной радиационной обстановки.

Почему они её не знали?

И здесь мы сталкиваемся с удивительнейшими реалиями жизни на доаварийной ЧАЭС, которые просто не укладывается в нормальной голове. Её служба дозиметрии оказалась попросту неработоспособной в условиях аварии. Нет, речь здесь не идёт о профессиональной подготовке или личном мужестве работников этой службы. С этими качествами у них было всё в порядке. Речь идёт о реальном "отсутствии необходимых дозиметрических приборов и достаточного количества средств индивидуальной и коллективной защиты", что и было в дипломатической форме отмечено в официальных документах.

С момента аварии и до утра у персонала были приборы, способные измерять радиационные поля только до 3, 6 рентген в час. Тогда как эти поля внутри 4-го блока и на его промплощадке достигали тысяч и десятков тысяч рентген в час. Все эти приборы, естественно, зашкаливали во всех помещениях 4-го блока и снаружи его, и, тем самым, ставили в тупик персонал, вызывая недоверие к их показаниям. Естественно спросить, а где же были штатные приборы, способные работать в таких условиях? Оказывается, они лежали рядом, за крепко запертой стальной дверью. Но были недоступны дежурному персоналу, ибо ответственный за них по окончанию смены, как обычно, уехал домой, прихватив с собой ключи от неё. Запасных ключей у дежурной смены не было, а взломать дверь не удалось. Получалось, что если авария произойдёт днём, то, пожалуйста, приборы есть, а если ночью, то их нет.

Единственным работоспособным прибором, который мог измерять радиационные поля до 200 рентген в час, оказался личный прибор начальника гражданской обороны (ГО) ЧАЭС. Примерно в 3 часа ночи он пришёл на 4-й блок и провёл серию измерений в машинном зале. Но и его прибор зашкаливал вблизи блока. Об этом он доложил прямо директору ЧАЭС. Но директор, который уже был на станции, (его срочно вызвали по телефону, и он появился на АЭС в начале 3-го ночи, т.е. примерно через 1 час после взрыва) почему-то решил считать его прибор неисправным. А вдобавок запретил ему оповещать персонал и вышестоящие органы о сильной радиационной опасности, чтобы "не поднимать панику". А его служебную записку об этом выкинул в мусор.

По-видимому, по этой же причине до самого утра ложная информация рассылалась во все руководящие органы Москвы и Киева. Мол, реактор цел, взорвался только аварийный блок СУЗ в центральном зале, взрывом разнесло крышу зала реактора, один человек погиб, один тяжело ранен, "радиационная обстановка в пределах нормы". И эта дезинформация сильно подвела коллектив.

На промплощадке

"...Это было что-то около двух часов ночи... И буквально тут же ко мне подошли трое... привели парня лет восемнадцати. Парень жаловался на тошноту, резкие головные боли, рвота у него началась. Они работали на третьем блоке и, кажется, зашли на четвёртый... Я спрашиваю - что ел, когда, как вечер провёл, мало ли от чего может тошнить? Замерил давление, там 140 или 150 на 90, немного повышенное, подскочило, и парень немного не в себе, какой-то такой... Завёл его в салон "скорой"... А он "заплывает" у меня на глазах, хотя и возбуждён, и в то же время такие симптомы - спутанная психика, не может говорить, начал заплетаться, вроде принял хорошую дозу спиртного, но ни запаха, ничего... Бледный. А те, что выбежали из блока, только восклицали: "Ужас, ужас", психика у них уже была нарушена... Потом сказали ребята, что приборы зашкаливало. Но это позже было.

Этому парню я сделал реланум, что-то ещё, и сразу же, как только я его уколол, буквально ещё трое к "скорой помощи" пришли. Трое или четверо из эксплутационников. Всё было, как по заученному тексту: головная боль с той же симптоматикой - заложенность в горле, сухость, тошнота, рвота..."

К этому моменту, так точно описанному врачом скорой помощи г. Припять В.П. Белоконем, прошло менее одного часа, а у этих облучённых уже появились налицо все признаки начала лучевой болезни при получении дозы более 2500 бэР, т.е. в крайне тяжёлой форме, когда медицина уже бессильна. Это были первые поражённые. Но машины скорой помощи возили поражённых с территории 4-го блока в припятьскую городскую больницу до самого утра. Не знать этого дирекция просто не могла. Представьте себе ситуацию, когда люди гибнут на глазах дирекции, а та тревогу не объявляет и шлёт наверх успокаивающие сообщения - "радиационная обстановка в пределах нормы". Если бы директор сразу ввёл в действие план защиты персонала и населения от ионизирующих излучений, то вся дозиметрическая служба ЧАЭС была бы поднята на ноги, выявила и, по крайней мере, обозначила бы опасные места. Это спасло бы здоровье и жизни хотя бы тех, кто приехал на помощь из Припяти. Но он этого не сделал.

На самом деле поражённых было значительно больше, чем 299, ибо в Москву вывозили самые сложные случаи. Оценить же точно, какая часть из пострадавших облучились до приезда директора, а какая после, не представляется возможным. Но независимо от этого можно сказать, что такие действия по неписаным морально-этическим правилам, принятым в атомной отрасли, по существу, являются предательством коллектива.

Каков поп, таков приход

Главного инженера и его заместителя по эксплуатации суд наказал за то, что, отвечая "за подготовку эксплуатационных кадров, они не организовали должным образом эту работу, не обеспечили соблюдение персоналом электростанции технологической дисциплины, более того, сами систематически нарушали должностные инструкции, игнорировали указания органов надзора". По-видимому, они считали себя умнее учёных, написавших эти инструкции и указания. И далее - "Приняв решение о проведении испытаний на 4 энергоблоке перед его выводом в плановый ремонт...не согласовали его в установленном порядке, не проанализировали всех особенностей намеченного эксперимента, не приняли необходимых дополнительных мер безопасности". А из материалов Правительственной комиссии видно, что не только дополнительных, но и вообще никаких мер безопасности реактора ими не было принято, что повлекло за собой многочисленные человеческие жертвы и гигантские материальные потери. Так что особенно сочувствовать первой тройке осуждённых оснований нет.

В принципе, им и так повезло тем, что авария случилась в 1986 г., когда в верхах уже началось всеобщее словоблудие о "перестройке", "реформах" и "общечеловеческих ценностях". В более ранние времена за такие грехи эту тройку ожидало бы гораздо более строгое наказание.

Вторая тройка

А вот обвинения, по которым была осуждена вторая тройка, звучат как-то расплывчато. Например, для начальника смены станции - "самоустранился от руководства испытаниями и контроля за работой реакторной установки". А как он мог руководить испытаниями, если ими официально руководил заместитель главного инженера, т.е. старший по должности? А для госинспектора - "не проявил принципиальности и настойчивости в реализации требований правил безопасности АЭС". А если бы он её проявил, то очень скоро "вылетел" бы с этой должности. Начальник реакторного цеха в аварийную ночь находился дома, в электротехнических испытаниях на 4-м блоке вообще не участвовал, и поэтому никак не мог повлиять на развитие аварийных событий. Тем не менее...

Скорее всего, у суда были юридические основания для привлечения их к уголовной ответственности. Однако их действия в аварийную ночь никак не были связаны с истинными причинами Чернобыльской аварии. Фактически их осудили за невольное соучастие в технологическом "бардаке". Но этот "бардак" разводило их начальство. Конечно, не со злого умысла, а из-за своего профессионального невежества. И попробовали бы они ему не подчиниться!

Из-за этого "бардака" "...работники станции предупреждали руководство страны о возможности серьёзной катастрофы. Всех, кто отважился на это, уволили". А это уже из материалов ветерана ЧАЭС Б. В. Рогожкина. Комментарии здесь излишни.

Главный секрет чернобыльского суда

"Отсидели" они не полный срок, а только чуть больше его половины. А вскоре после их выхода из мест заключения в СМИ и в воспоминаниях уже бывших заключённых начались появляться жалобы, что, мол, что они сами ни в чём не виноваты, во всём виноват реактор, что их несправедливо осудили и т.п.

Конечно, жизнь в тюрьме, или в концлагере, или "на химии" никому не покажется сладкой. Тем более, избалованным материальными благами руководящим чаэсовцам. Но автор на их месте не жаловался бы. Он помалкивал бы и мысленно благодарил. Благодарил бы и мысленно кланялся в пояс их "ангелам-хранителям", которые каким-то неведомым нам образом сумели перевести официальные обвинения из одной статьи в другую, гораздо более мягкую. Это и был главный "секрет" чернобыльского суда. Ибо подсудимых должны были судить по общесоюзному законодательству "за нарушение правил техники безопасности на ядерно-опасном объекте и утерю контроля за ядерно-опасным объектом с особо тяжкими последствиями, в том числе и человеческими жертвами". Напомним, что эти самые "последствия" выразились в смертях свыше трёх десятков людей, переоблучении многих сотен людей, многие из которых тоже вскоре ушли в мир иной, и в материальном ущербе, который сейчас оценивается свыше сотни миллиардов долларов.

Реально же их дело рассматривалось по украинскому УК, в котором статья, касающаяся ядерно-опасных объектов, тогда вообще отсутствовала. Поэтому их осудили по обвинению "за нарушение правил техники безопасности на взрывоопасных предприятиях, повлёкшие человеческие жертвы и иные тяжкие последствия". Такая формулировка сразу же резанула слух профессиональных атомщиков. Ведь в подписках, которые они давали при назначении на должности, их предупреждали о совсем другой ответственности. Дело в том, что АЭС до Чернобыльского суда юридически никогда не входили ни в общесоюзный, ни в украинский перечни взрывоопасных предприятий. АЭС всегда входили в общесоюзный перечень "ядерно-опасных предприятий". Рассказывают, что такой "хитрый" перевод был проделан "задним числом" специально к Чернобыльскому суду.

Сколько на проведение всей этой "подготовительной работы" было затрачено времени, энергии, нервов, политического влияния и других составляющих успеха, мы, наверное, никогда не узнаем. Но её успех был налицо! Ибо по первому обвинению максимальным наказанием была "высшая мера", по второму - всего 10 лет лишения свободы.

Так что совершенно неискренними представляется заявление бывшего директора ЧАЭС в телеинтервью "Новому каналу" в апреле 2003 г., что якобы ему "грозил расстрел". Ничего такого к моменту суда ему уже не грозило. И он должен благодарить и кланяться, кланяться и благодарить и за это, и за всё остальное, что для него сделали до суда и во время суда его покровители. Ну, а перед молоденькой тележурналисткой по прошествии 17 лет можно и пококетничать в роли "невинной жертвы тотолитарного суда". Она ж всё равно ничего не знает, что тогда происходило на самом деле. Может быть, поверит и посочувствует.

После суда

Но и после суда осуждённые не остались без внимания. Несомненно, благодаря стараниям "ангелов-хранителей" проштрафившихся чаэсовцев не отправили в обычный лагерь, как отправляют подавляющее большинство. Их отправили в т.н. образцовый лагерь общего режима, т.е. такой, каким он должен быть по всем нормативным документам и в котором реальная власть принадлежит администрации, а не паханам. А это "две большие разницы", как говорят в Одессе. Известно, что таких лагерей в СССР было всего несколько. Из них наиболее близкий к Чернобылю находился в Полтавской области. Туда их и направили.

Но и там их не забывали. В начале в виде хороших передач и "разъяснительной работы" с администрацией, а затем в виде досрочного освобождения, наверное, "за образцовое поведение и искреннее раскаяние". Невольно позавидуешь минэнерговцам за такую могучую взаимовыручку. Правда, злые языки говорят, что все эти титанические усилия предпринимались только из-за директора, а остальными занимались, чтобы эта избирательность не бросилась в глаза. Но не будем им верить. Однако на этом покровительство не закончилось. Вскоре после освобождения в некоторых украинских СМИ была организована кампания с очевидной пропагандистской установкой - мол, они ни в чём не виноваты, они всё делали правильно, во всём виноват реактор и поэтому их несправедливо осудили, ибо надо было кого-то осудить, ну, и т.д.

Эта пропагандистская кампания достигла апогея, когда даже в официальных документах ведомственного уровня стали появляться прямые обвинения против атомной науки и её учёных, которых обвиняли, фактически, в профессиональной некомпетентности. Все желающие выступить на эту тему получили слово. В результате в Украине сложилась курьёзная ситуация, когда бывшие турбинщики, электрики, механики, биологи, геологи, строители, партийные и комсомольские функционеры, присоединившиеся к ним люди творческих профессий и т.п. "специалисты", по существу, начали учить профессиональных реакторостроителей, как надо строить атомные реакторы. А для оправдания действий персонала выдвинули идиотский тезис, мол, с реактором можно делать всё, что специально не запрещено регламентом, показав тем самым собственную профессиональную некомпетентность. Дело дошло до призывов отдать под суд академика А.П. Александрова за то, что он сначала придумал "плохой реактор", затем его построил и затем взорвал, "чтобы извести украинский народ". А в одну из очередных официальных правительственных комиссий для изучения причин Чернобыльской аварии был приглашён известный поэт! Правда, известный не столько своими поэтическими достижениями, сколько разнузданным до истерии "чернобыльским" словоблудием на митингах и с трибуны Верховного совета. Ну и ну!... Приглашать поэта для изучения причин Чернобыльской аварии... - трудно придумать больший маразм.

В национальной Академии наук Украины

Когда эта кампания достигла маразматических высот, в недрах Национальной академии наук Украины (НАНУ) было решено объективно проанализировать все доступные источники информации по аварии. Было очевидно, что в "незалежной" Украине Академия наук является единственной организацией, способной действительно объективно разобраться в причинах Чернобыльской аварии. В НАНУ реактор РБМК не изобретали, не проектировали, не строили и не эксплуатировали. И поэтому у неё не было и не могло быть каких-либо узковедомственных пристрастий ни к реактору, ни к персоналу. А главной целью сотрудников НАНУ является поиск объективной научной истины независимо от того, нравится она или не нравится кому-либо. На этом принципе они и были воспитаны.

Было также очевидно, что эта дезинформационная кампания проводится в расчёте на то, что после развала СССР практически вся атомная наука и производство остались в Российской Федерации (РФ). Поэтому в Украине дать ей официальный отпор стало некому. Правда, в НАНУ работало не более десятка научных сотрудников, по своему уровню знаний и подготовке способных разобраться в этих достаточно сложных вопросах. Но они не занимали высоких официальных должностей. К тому же перед ними стояли большие трудности. Главной из них было то, что все подлинные документы по Чернобыльской аварии остались в архиве Верховного Суда РФ и, следовательно, стали практически недоступны для украинских исследователей. Впрочем, как показала практика, и для российских - тоже.

Однако при этом был очевиден один вдохновляющий фактор - очень высокое руководство Украины эту кампанию не поддержало. Потому что прекрасно, по всей видимости, различало, где серьёзное дело, а где обычная заказная пропагандистская трепотня. Ну, скажем, вроде тузлинской. Объективный анализ документов, так или иначе связанных с аварией, был выполнен в МНТЦ "Укрытие" НАНУ. Это была очень интересная работа, напоминавшая восстановление разрушенной художественной мозаики по отдельным её фрагментам. На первом её этапе, руководствуясь академическими принципами анализа и законами физики реакторов, удалось отделить сомнительные факты и прямой фальсификат от правдивых сведений. А затем с цифрами в руках показать, что:

кнопка АЗ-5 на самом деле нажималась после "первого взрыва", разрушившего активную зону реактора;

момент первого её нажатия практически совпал со вторым, уже настоящим взрывом воздушно-водородной смеси, который разрушил здание реакторного отделения;

данные распечаток ДРЕГ неадекватно описывают процесс аварии;

непосредственно к аварии привели непрофессиональные действия персонала, который, скорее всего, увлёкшись проведением электротехнического эксперимента, сначала "просмотрел" начало неуправляемой цепной реакции в реакторе, а затем "задержался" с введением защиты. Из этого автоматически последовали три важнейших вывода:

наличие графитовых вытеснителей воды в конструкции стержней СУЗ к причинам аварии не имеют никакого отношения;

материалы и выводы всех официальных комиссий (1986 г., 1991 г., 1995 г., 2001 г., а также INSAG 1ё7), основанные на данных распечаток ДРЕГ и предположении о движении стержней СУЗ в активную зону реактора после нажатия кнопки АЗ-5, мягко выражаясь, неадекватно описывают процесс аварии;

стала очевидной необходимость официального пересмотра причин Чернобыльской аварии на международном уровне. Так была поставлена последняя точка в этой многолетней проблеме.

Но было бы естественно спросить, чем же объяснить столь неудачную работу многочисленных исследователей причин Чернобыльской аварии, как официальных, так и неофициальных? Ведь их изучением занимались не только всякого рода дилетанты и проходимцы, но и очень серьёзные учёные-атомщики. Ответ на этот болезненный вопрос, на взгляд автора, содержится в материалах бывшего следователя Генеральной прокуратуры Украины Сергея Янковского:

"Мне довелось быть участником этого расследования с первых часов после аварии до направления уголовного дела в суд. Это уникальное по своему документальному содержанию уголовное дело, состоящее из 57 томов следственных документов и многих приложений, доселе лежит мертвым грузом в архиве Верховного суда России. Многие из приложений до сих пор сильно "фонят", но зато заключают в себе убийственную по доказательственной силе информацию. Уверен, что о большинстве документальных данных многие в Украине даже не слышали. Дело-то было совершенно секретным, а первичные документы мы изъяли на станции незамедлительно, и к вечеру 28 апреля 1986 года они были уже в Москве. То, что потом изучали многочисленные специалисты, было в основном какими-то урезанными копиями или вообще фальсификатом".

Яснее, чем последняя фраза, не скажешь.

Зная всё это, просто разводишь руками от удивления, когда приходится снова и снова слушать или читать людей, которые, то ли по незнанию, то ли по заказу, пытаются изобразить бывшую дирекцию ЧАЭС невинными жертвами судейского произвола. Говорят, даже нашлись люди, которые официально подавали в Верховный Совет Украины предложение об их полной судебной реабилитации. Трудно придумать большее глумление над здравым смыслом и морально-этическими нормами, принятыми в атомной отрасли.