До второго пришествия

Легкие белые тучки возникали сами собой в прозрачной голубизне над утренней степью. Там, у горизонта, они собирались в пушистое стадо. К полудню они разрастутся и потянутся друг за дружкой, подгоняемые легким северным ветерком, куда-нибудь в Таврию, неся с собой благословенную прохладу причерноморским степям. Или величественно поплывут к крутым кавказским хребтам, чтобы успокоиться в обьятиях вечных ледников. И, отдохнув, вернуться к Черному морю молочно-синим Марухом или стремительной Ингури.

В своих мыслях я вместе с ними тоже путешествую горными склонами Кабарды и ледниками Сванетии, в то время, как руки сжимают руль, а серая лента шоссе стремительно исчезает под колесами. Дорожный указатель, написанный огромными буквами, неожиданно привлек мое внимание. Такими обычно пишут названия столиц. Здесь же было написано: ПЕЛАГЕЕВКА. ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ. Таких оригинальных указателей мне еще не встречалось ни разу. Да и современная монастырская жизнь - явление особое. Поколебавшись, я решил на обратном пути заехать, и, возвращаясь, свернул с трассы.

- До Пелагеевки далеко?- поинтересовался я на повороте у степенного дядьки с косой. Он не спеша снял матерчатую фуражку послевоенного фасона, классически почесал затылок и протянул:

- Та... вам раньше надо было сворачивать. А здесь...- он что-то прикидывал,- за третьей посадкой вправо, всего километра четыре будет.

Приличный асфальтированный съезд с основной дороги, как и полагалось, вскоре зачастил колдобинами. Лавируя между ними, я постепенно утрачивал свой энтузиазм. За третьей посадкой никакой дороги не оказалось. Наконец, дождавшись поворота, с облегчением вздохнул: обещанные 4 километра давно уже кончились, пора бы и подъезжать.

Однако дорога спустилась в некрутую балку, завернула объездом на взгорок, поднялась к другой лесополосе, а монастыря все еще не было. Степь, зеленеющие поля, лесопосадки. Никого. Проехав еще несколько километров, наконец на горизонте заметил высокие тополя,- верный признак жилья. На въезде в небольшое степное село, протянувшееся в низинке, белели опустевшие, но еще не растащенные колхозные коровники. Однако как я ни всматривался, ни церквушки, ни чего-либо подобного в селе не наблюдалось. - А где же монастырь?- спросил я у нескольких девчушек-подростков, собравшихся на окраине обсуждать диковинку - японский мини-мотороллер своей подружки.

- Это вам в Пелагеевку надо, а у нас Красиловка! Вон там, на выезде спросите, где поворачивать.

Улицы этого небольшого села только в центре имели твердое покрытие, а к окраинам тянулись разбитые колеи. Однако однополосная дорога за селом в сторону Пелагеевки почему-то шла по высокой насыпи, некогда покрытой асфальтом. За много лет остались его немного, и залитые водой колдобины с резкими краями объехать было невозможно. Но отступать было уже некуда - мы ехали на юг, завершая поневоле начатый круг.



Слева в степной балке засинел водоем, а впереди показался небольшой лесок, в котором исчезала наша дорога. Асфальта здесь уже не было и мы поехали быстрее. Вынырнув из леса, увидели все сразу. К необычно высокому для этих степей строению храма прижимались несколько десятков хат. Окруженный с двух сторон глубоким искусственным водохранилищем, он казался мне хорошо знакомым. Темные кирпичные стены уходили под семь неодинаковых куполов. Два крайних из них были выкрашены голубой краской, к ним возвышались строительные леса. Между тем грунтовая дорога въехала в село и повернула к монастырю. Справа потянулась древняя монастырская кирпичная ограда в полтора человеческих роста, рассчитанная на осаду. Не рискнув с разгону въехать в монастырские ворота - проем в стене,- я проехал дальше, однако дорога неожиданно оказалась перекрытой металлическими воротами, за которыми угадывался с десяток добротных нежилых зданий.

- Там детский садик,- пояснила по-старинному повязанная платком старуха, пасущая козу у своего дома,- а в монастырь - воротами.

Я развернулся, и с опаской, как бы не вызвать переполох в женском монастыре, въехал во двор. Однако волновался я напрасно. Вокруг было пустынно. Лишь стоял одинокий новенький самосвал с настежь распахнутыми дверцами. На обширном монастырском дворе - ни души. Во глубине двора виднелись два похожих на общежития здания старинной постройки. У самой дороги - полукруглый вход в старинный монастырский погреб. Выложенный сводом из красного кирпича, он наглядно свидетельствовал о почтенном возрасте постройки. Кирпичи стали полукруглыми - дожди и морозы превратили их в песок.
Мы вышли из машины и стали вплотную рассматривать высоченный храм. Однако вблизи виделись только уходящие вверх стены. Они потемнели от времени, разрушенные кирпичи нуждались в основательной реставрации. В двух окнах красовались цветные стекла, однако на всеобщем фоне выглядели они инородными телами. Блестели цинком свежеустановленные водосточные трубы. Под ними валялись обрезки жести. Тут же, на примятой травке у стены, аккуратно пристроилась пустая водочная бутылка. Было похоже, что кроме нас никто из монашек сегодня не обходил вокруг храма. А может быть, и не только сегодня. Мы пошли дальше. Металлические леса, на которые уже давно не ступала нога маляра или реставратора, прочно вошли в землю и крепко заржавели.

Тяжелые гранитные блоки у порога были вывернуты, вкривь лежали и металлические лестнички. Ободранная дверь, однако, открылась легко. Мы осторожно вошли.

Обширное внутреннее пространство было заполнено деревянными лесами. На сводчатых куполах виднелась облупленная штукатурка. Однако пол прибран, устлан деревенскими самоткаными дорожками. На каждой опоре висело по иконе. Пахло ладаном, и кое-кому из святых заступников были поставлены свечки. Из дальнего угла доносился тягучий женский речитатив. Он на минуту смолк, затем продолжился вновь на той же ноте. Из-за перегородок виднелся только верх цилиндрической черной шапки. Мы походили между икон и вышли. Прикинув объем начатой и не начатой работы, мама сказала:

- Как раз до второго пришествия хватит...

Никого по-прежнему не было видно. Последний раз взглянув вблизи на храм и пустынный двор, мы поехали обратно. Впору бы назвать это место пустошью.

Дорога из села вывела нас на косогор, заросший нетронутыми травами. Был май, разгар весны. Я остановился нарвать синих полевых цветов, этих рассыпанных на земле осколков голубого неба. Ярко светило солнце, пели жаворонки. Внизу склон спускался к хвосту заросшего кувшинками и камышом пруда. Двое рыбаков млели на солнышке, карауля свои поплавки. Я подошел.

- Отчего это у тебя голова платком повязана?- удивился я на одного из них,- подумал было - баба рыбачит.

- От солнца это. Геологи мы.

Нездешний плотный мужчина возился с крючком и рассказывал про то, что ищут они артезианскую воду, что храм этот - копия московского Василия Блаженного, что монашек всего 15, а село было в свое время подтоплено искусственным водоемом на р. Ингул и переселено вверх. Его рассказ кое-что объяснял. Действительно, кому вздумается на три десятка дворов строить детский сад? За какие такие колхозные средства между двумя глухими степными селами можно проложить асфальт? Да и глубоководный водоем в степи стоил немалых средств бывшему Минводхозу. И все - впустую...

Я расспросил дорогу, пожелал улова и мы поехали. Вскоре полевая дорога стала спускаться в глубокую балку, петлять немыслимым серпантином и карабкаться на противоположный склон. Я представил себе немалую глубину водоема у Пелагеевки и ужаснулся. А когда дорога совсем выбралась наверх, мы увидели храм с его лучшей стороны. Он возвышался над водной гладью, непропорционально высокий и крупный на фоне села. Облепивших купола лесов не было видно. Но на рекламную открытку картина не тянула - было в ней что-то искусственное и угловатое. Не было гармонии.

Остаток пути был заполнен размышлениями над увиденным. Один за другим возникали вопросы. Чудилась сквозь толщу веков непростая история храма. Сооруженный в глухом и необжитом Диком поле на окраине империи, прототип Василия Блаженного, был, скорее всего, полноценной моделью будущего храма в Москве. Оригинальная семиглавая конструкция с многочисленными сводами, сооружаемая на виду, в самом центре столицы, видимо, требовала проверки зодческих замыслов и сомнений. (Монастырь построен в 1904 г - прим. 2009 г).

Революция, войны, более чем полувековое господство атеизма, отразилось на его облике. Немыслимый объем реставрации и полное отсутствие движения в самый разгар рабочего дня, ни одного человека за работой... Гротескно смотрелись и обвешанные иконами храмовые опоры. Не помогают угодники делом.

Воистину, до второго пришествия!

Был бы монастырь мужским, дело бы еще как то двигалось силами послушников, но монашки... Им бы впору не кирпичи для забора таскать, а оказывать милосердие в расположенном не так далеко доме-интернате для умалишенных. Однако про то не слышно...

Дорога к монастырю не проходима для "крутых" иномарок, на которых перемещаются православные владыки, и на которых летают бизнесмены, изредка отваливающие "на церковь" (авось на том свете зачтется!) немалые суммы. Стало быть, надежд на этих спонсоров маловато. Тягостное впечатление производил этот разрушенный православный символ.

Дорога пошла некрутым склоном, поросшем невысокой травой, пересекла заиленную лощинку и скоро мы выехали на трассу у села Софиевки, откуда следовало бы начинать путь к монастырю. Добрых полтора десятка километров добавилось на спидометре. А еще через пару километров показался уже знакомый нам указатель.

Не верь ему, доверчивый водитель! Не обманись и ты, уставшая от этого мира и жаждущая монастырского уединения женщина. Приготовься к длительным поискам.